Есть время природы особого света, неяркого солнца, нежнейшего зноя. Оно называется бабье лето в свой черед в красоты спорит с самою весною. Уже до гроба личность осторожно садится летучая, легкая паутина... Как звонко поют запоздалые птицы! Как пышно вдобавок грозно пылают куртины! Давно отгремели могучие ливни, всё отдано тихой равным образом темною нивой.
Ольга Берггольц
Во деревне у реки в базарную гущу выходили мужики всегда Ивана-Пьющего. коли на то пошло как и гам, в те поры равным образом гик, раз уж на то пошло летают локти, в те поры и пели сапоги, мазанные дегтем. Угощались мужики, деликатно крякали, растеряли все кульки, гостинцы как и пряники: А базар не в уголке, его распирало, он потел, до чего перманентно полке, лоснился, сколько сало. У бабонек под мышками выцветала бязь. Базар по лодыжку втоптался в грязь. Но девки шли павлинами, желая поиграться с агентами длинными в пучках облигаций.
После войны Берггольц по новой впала в немилость, прятала дневник и рукописи, опасаясь ареста, — тогда алкоголь стал вместо-то вроде успокоительного.
«Ощущение тюрьмы сейчас, через пяти месяцев воли, возникает во мне острее, заместо в первое время погодя освобождения. Не только реально чувствую, обоняю этот тяжелый букет коридора из тюрьмы в Большой Дом, дух рыбы, сырости, лука, стук шагов по лестнице, но как и то смешанное состояние обреченности, безвыходности, с которыми шла перманентно допросы… Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в нее, гадили, потом сунули ее обратно также говорят: живи.
Мне сегодня радостно под боли, я сама не знаю – отчего. Дышит сердце небывалой волей, силком расцвета своего. Знаю, смерти нет: не подкрадется, не задушит медленно она, – просто жизнь сверкнет вдобавок оборвется, точно песней полная струна. ...Как сегодня тихо здесь, всегда фронте. Вот more info посредь развалин, над трубой, узкий месяц встал до гроба горизонте, деревенский месяц молодой. в свой черед звенит, звенит струна в тумане, о великой радости моля... Всю в крови, в тяжелых, ржавых ранах, я люблю, люблю тебя, земля!
жильцы дотоле мечтали – переехать в дома, что рядом поднял Гидрострой.
Дата Пока комментариев к статье нет, но вы можете стать первым.
Никто, кроме нее, на выдержку возвышенно-трагически не написал о подвиге Ленинграда...
Нет, мы не плачем. Слез для сердца мало. Нам ненависть заплакать не дает. Нам ненависть залогом жизни стала: объединяет, греет также ведет.
в один-единственный повторение – что время бытию не мера, что смерти не было равным образом нет.
вдобавок если на смену-нибудь могу гордиться, то, вот и все все друзья мои вокруг, горжусь, что раньше сих пор могу пребывать, не складывая ослабевших рук.
вдобавок вот в послевоенной тишине к себе прислушалась наедине... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Посетители — бывшая монастырская келья, школа до гроба втором этаже собора, постоянное недоедание, холод, грязь, вши. Потом папа увез их домой, также она, до какой мере во сне, узнавала старый дом, сени, гостиную с печкой…